Поздний вечер. Трое молодых парней сидели у костра и болтали. Рядом, в высоком кювете, были «припаркованы» мотоциклы с колясками. Темы для разговоров были самые разнообразные, от места жительства до катастрофы, до пьянки в прошлый четверг.
Их звали Коля, Саня и Лёша. Первый был двадцатипятилетним здоровяком родом из Рязани, работал раньше простым охранником, но после катастрофы перебрался в Магнитогорск, устроился в обороне тамошней базы. Второму было девятнадцать, родился, вырос и продолжал жить в Челябинске, где занимался в основном выращиванием овощей и прочей садовой культуры. А последний, двадцатидвухлетний Лёша, из Уфы, но после капута он вместе с группой выживших добрался до Свердловска, где стал заниматься сталкерством, добывая всякие вещи из Пустоши и соседних городов.
– Слушайте, – обратился к товарищам Саня, подтягивая к себе гитару, – «Не плачь, девчонка…»
Коля сидел и чистил от грязи пистолет Макарова, и, казалось, не обращал внимания на музыку. Но это было не так. Он с детства любил походы и песни под гитару. А когда умерла мать, ещё до капута, это был единственный способ не уйти в тоску. Так он и делал – сбегал из дома от спившегося отца и очередной шлюхи-мачехи, брал тайком у деда из гаража гитару и уходил в поле на свою полянку. И каждый раз он сидел под клёном у костра и, рыдая, пел Высоцкого. Потом он впопыхах доставал из тайничка банку консервированного мяса, из кармана –полбулки хлеба и начинал есть. И только когда всё это кончалось, а репертуар иссякал, он возвращал гитару, приходил домой к уже в зюзю пьяному отцу, от которого уже успела сбежать очередная баба.
Вот Саня закончил свою «Девчонку…», и пришла очередь Лёши. Он взял гитару, и просто стал наигрывать мелодию, без вокала. Саня, в свою очередь, отошёл к своему рюкзаку и достал бутыль с вишнёвой наливкой, взятой на особый случай. Он, конечно, любил копаться в садах и теплицах, но больше всего ему нравилось выращивать виноград. Росток остался у Сани ещё со «времени света» и достался от деда. Потом он посадил его недалеко от базы, в укромном местечке и стал растить. Это напоминало ему о светлых временах, когда ещё не было болезни, когда не начали бомбить. Напоминало о дедушке, с которым ему было интереснее, чем с любым сверстником. О том времени, когда он действительно жил.
Лёша закончил, эстафету собирался принять Коля, но вдруг выскочил Саня с бутылём наливки. Разлили по двести в кружки, сварганенные у Лёши – из дерева, у остальных – из консервных банок.
Саня первым придумал тост. Он встал, поднял бокал и хитро посмотрел на друзей.
– Ну, первым делом, хочется сказать, что мы, три здоровых взрослых мужика, сейчас должны нестись по шоссе к Архангельску и выживших искать, а на деле сидим, поём и бухаем.
Все насупились и нехорошо посмотрели на Саню.
– За отдых, в общем! Чтоб в будущем каждый день проходил таким вот макаром! – сказал он и сделал два маленьких глоточка. Даже на дне ещё осталось.
Саня всегда любил бить баклуши. Хлебом не корми, дай поваляться на траве и пожевать травинку. Все рассмеялись, Саня поклонился и сел.
Следующим был Коля.
–А я хотел бы сначала сказать спасибо вам всем за то, что не давали мне скучать в этой поездке! Мне довольно часто бывает грустно и тошно, а вы, дармоеды, не давали мне продыхать. За вас, братва и за ваш идиотизм! – сказал он и выпил всё до последней капли.
Все, конечно, посмеялись, но Саня возмутился.
– А чего сразу дармоеды? – спросил он. Вопрос показался риторическим и никто на него не ответил.
Последним был Лёша. У него в запасе был самый трогательный тост.
– Знаете, я знаком с вами всего пару месяцев, но сейчас у меня такое чувство, что мы знаем друг друга со школы. Ребят, знайте, вы – лучшие! За вас! И за дружбу! – сказал он и сделал глоток.
Коля и Саня похлопали, повосхищались и опять взялись за гитару.
Лёше сейчас было не до того. Его мысли были теперь заняты другим. Совсем другим. Казалось, это решение, которое ему предстоит принять, станет самым важным в его жизни. А ведь он прав, так и будет. Это решение станет для него судьбоносным. Ему надо было серьёзно подумать.Лёша сказал товарищам, что идёт «по зову природы» и растворился в тёмных кустах. В руке был фонарь, а подмышкой карта.
Он шёл, петляя между кустами, и готовился к самому, что ни на есть плохому исходу этой авантюры. Вот перед глазами уже и озеро, огромное, до самого горизонта. Вот и довольно обрывистый берег, а рядом – заранее приготовленный тайник. В коляске было трудно спрятать здоровую пятикилограммовую рацию. Сначала он сел у дерева и посветил фонарём на карту. Поставив очередной крестик на длинной линии, прочерченной ручкой, он что-то прикинул в голове и вздохнул.
Это был конец. Не жизни, конечно, но всему, что было до этого. Конец прошлому, конец дружбе, конец ему сегодняшнему. И начало Лёши нового. Лёши злого, алчного, но успешного и авторитетного.
***
Он шёл из старой заброшенной деревеньки на базу Челябинска с целой партией мыла, учебниками и хорошей волчьей шкурой. Двустволка была заряжена, старенький и начинавший темнеть ТТ лежал в кобуре. Вот уже видно металлический, добротно сваренный из металлолома высокий забор. А за ним – целый городок из, у кого деревянных, у кого кирпичных, у кого вообще импровизированных до невозможности хат. И вот он кричит дозорному за колючей проволокой, чтобы его пропустили. Ворота с уханьем отворяются, и Лёша входит в город.
Ему такие городки нравились даже больше, чем родная Уфа до катастрофы. Здесь уютно, нет таких уродливых и скучных панельных высоток, зато есть вполне даже уютненькие землянки, хаты и домики. Нету безразличных рож, угрюмо проходящих мимо тебя в подъезде, зато есть соседи, постоянно охочие до взаимопомощи. Тут все друг с другом делятся, потому что знают, как важны живые люди в это время. Все друг с другом честны, всё хорошо и всё в порядке.
Лёша шёл по ломаной хаотичным расположением домов улице, выискивая землянку местного торговца. Его звали Якут. Не имя, просто прозвище. Это был единственный торговец, принимавший шкуры животных. Лёша слышал, что он отправляет их в Новосибирск и там из них делают одежду, те же шубы, шинели и так далее.
В землянке было как всегда полно дыма. Табачного. С порога всегда кажется, что нет ничего, кроме дыма, но это было не так. Спустившись вниз по ступеням, Лёша сразу нашёл Якута в компании каких-то тёмных личностей. Сам торговец увидел его, отошёл от компании и сходу выпалил, схватив шкуру: «Что хочешь?». «Картечь, двадцать штук, пять банок тушёнки и рюмку беленькой» – выпалил Лёха.
Когда всё это было принесено, Якут подошёл к сталкеру и сказал:
– Слушай, братец, ты парень толковый, сразу видно. Есть работа…
***
«Капец, работа! Сначала просто проследить, что да как, а потом с ними поезжай. А теперь не знаешь, что делать – убить или не убить!» – думал Лёша, кидая камни в Ладожское озеро.
Вот стоит рация, ждёт, пока он два раза щёлкнет переключателями и сдаст Саню и Колю. Всего-то и требуется, сказать, куда ехать, достать двустволку и разрядить её. Нет, отрезал Лёша, это не так-то просто. Он думал, что уже достаточно прожжён Пустошью, чтобы ни о чём не заботиться. Оказалось, он стал даже ещё человечнее.
Когда очередной камень полетел в водную гладь, кусты затрещали. Рация тут же улетела обратно в тайник, а Лёша принял вид обычный и скучающий, после чего сел у берега. Из зарослей вышел Коля, здоровяк из Рязани. Видимо, он волновался, что друг так долго ходит «в кусты». Лёша так и не смог отделаться от тяжёлых дум, поэтому, сам того не зная, сидел с грустным лицом.
– Выйдешь в поле, сядешь срать, далеко ж тебя видать! – произнёс Коля и подсел к Лёше, – Чего ты?
– Да так, – ответил он – просто думаю обо всём на свете.
– Понимаю. Иногда до такой степени всё достаёт, что хочется выть и рыдать. Но нету сил. Только и можешь, что смотреть на воду и думать.–он помолчал, а потом опять заговорил, взяв камень в руку – Знаешь, жизнь похожа на это озеро. Вот, я кину этот камень, что будет?
– Ну, круги пойдут…
– Вот именно! Представь, что эти круги – твои проблемы. Вот они расплываются по тебе, расплываются, и расплываются по всей поверхности, обволакивая. И вот ма-а-аленькая такая протока. Вот кусочек этого круга попадает в эту протоку и проходит дальше, в какой-нибудь другой водоём.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот представь на секунду, что мы с Саней – это другие водоёмы. Мы забираем часть твоих кругов, помогаем тебе не переполниться и ничего не затопить, но при этом заполняемся сами. Пойми, не только у тебя есть круги. Конечно, мы их примем и попытаемся тебе помочь, но не позволяй никому из нас переполняться, и тогда все мы останемся на одном уровне, и всё будет хорошо.
Этот разговор до того засел Лёше в душу, что он даже ничего не ответил. «Мы поможем», «Всё будет хорошо». Это давало лишний повод подумать и кое-что осмыслить. Коля похлопал его по плечу и потянулся в карман. Он достал оттуда маленькую дощечку размером с пол-ладони, на которой с одной стороны было выжжено изображение гитары, а нас другой – наклеена фотография полураздетой дамы из какого-то журнала.
– Это обломок моей старой гитары. Когда-то мне пришлось разбить её кое о чью голову, а она – вдребезги. Это единственное, что я сохранил от неё, радости моей. Посмотрю, когда плохо, и радуюсь.
Лёша с каким-то даже сожалением взял этот подарок. Сожалением из-за того, что он был не достоин такого дара.
– Понимаю – для тебя это просто мусор. Но для меня это – самое важное в жизни, кусочек воспоминаний. И я дарю его тебе.
Вдруг в голове у Лёши всё перевернулось. В один миг он послал всех, кого знал, кроме Сани и Коли, и поплёл к кустам. Рация со звоном покатилась по земле и остановилась у самого берега. Из кобуры вылетел ТТ и отчеканил пять выстрелов по жестяной коробочке, тут же улетевшей в воду. Коля смотрел недоумевающе, но даже не осмелился что-либо сказать. Лёша плакал и как будто бы что-то вспоминал.
***
Он лежал в постели и заходился в кашле. Всё лицо в волдырях и фиолетовых пятнах, вызванных болезнью. Лёша стоял над ним и рыдал, задыхаясь от спазмов. Его отец умирал у него на глазах.
– Лёша. Ты здесь? – хрипел он с закрытыми глазами, и трясясь от озноба.
– Да, папа – ответил Лёша.
– Хорошо. Мне холодно, сынок.
Он опять закашлялся, и на насквозь мокрую подушку брызнула кровь.
– Я… Хочу, чтобы ты знал… Жизнь будет повёрнута к тебе разными местами… Мало ли, что случится с тобой, но… живи, сына! Живи! Как хочешь! Всё… будет хорошо.
Он протянул что-то Лёше. Тот достал платочек из кармана и взял вещь. Это была простая пуговица. Просто поцарапанная, пыльная, янтарная пуговица.
– Я… Ничего больше… не могу… дать тебе…
Он перестал дышать. Лишь слеза скатилась по щеке мёртвого. Холодная, последняя слеза.
– Спасибо.–прошептал двадцатилетний Лёша, рыдая.
***
Он держал в руке пуговичку, повешенную на шею, и пускал слёзы. Молча. Без единого звука.
– Нам нужно сваливать, Коля. Бандиты скоро отреагируют на отсутствие рапорта и двинутся сюда. Нам надо срочно тикать к чёрту.
Коля с недоумением смотрел на Лёшу. Ему было ничего не понятно в этой ситуации, да и разбираться он, собственно, не хотел. Коля опять похлопал Лёшу по плечу и кивнул. Они вдвоём вышли к костру и скучающему Сане. Объяснять было некогда, зато было время на ловушку.
Единственная оставшаяся граната и наскоро сделанное бревно с гвоздями вполне должны были помочь…
Они ехали в своих трёх мотоциклах и не оглядывались. Не было смысла. Те, кого они могли бояться сейчас должны были быть если не мертвы, то явно не способны к преследованию. На востоке заливалось красным небо. Заря. Символ нового дня. Символ перемен. Вот что сопутствовало трём путникам в этом недобром мире.